[titullapa]

внезапная почеркушка.
парочка примечаний перед чтением:

1. Вайпер. да-да, именно Вайпер, а не Маммон (как бы я не любил называть маленького иллюзиониста этим именем, которое он старается ото всех скрыть)
2. авторский фанон. бойтесь.
3. автор любит комментарии, человеекии~


Тут бегают крысы, жирные и вечно голодные крысы на которых жители квартала уже просто перестали обращать внимания. Крысы бегают, противно пищат своими тонкими голосками, то и дело хлещут его по ногам своими тяжелыми голыми хвостами. Он морщится, прикусывает губу, что бы не прикрикнуть на этих тварей и забивается еще поглубже между огромными - да, огромными для пятилетнего мальчишки - мусорными баками. Здесь его вряд ли его смогут найти даже полицейские со специально обученными собаками - что уж говорить об этом пьяном ублюдке, пообещавшим до смерти избить своего сына из-за каких-то мятых бумажек.
Он засовывает руку в карман и грязными пальчиками сжимает хрустящие купюры, словно желая убедиться в их сохранности. На его угрюмом лице появляется кривая улыбка, какая детям-то и не свойственна совершенно. Он заталкивает деньги (целых сто двадцать лир, он сам посчитал!) поглубже в карман куртки, застегивает его на чиненную-перечиненную хлипкую молнию и поудобнее садится на холодную землю, обхватив руками колени и утыкаясь в них острым подбородком. Он уже давно знает о том, как мать тщетно пытается сохранить накопленные ею деньги и как этот ублюдок, волею судьбы названный его отцом, крадет их, пропивая в таких же обшарпанных, как и их маленькая комната, кабаках. А потом возвращается, колотит пытающуюся добиться правды мать без сил валится на единственную в доме нормальную кровать. И это повторяется день ото дня, месяц за месяцем, год за годом - наверное, мальчишка наблюдает эту картину с тех самых пор, как научился адекватно воспринимать мир. Года в два, скорее всего.
Тощая серая крыса усаживается на крышку мусорного бака, заинтересованно смотрит на него, сверля его своим проницательным взглядом черных глаз-бусинок и чуть ли не задумчиво шевеля короткими усами. У ее лап он замечает полудохлую тушку растерзанной лягушки - она, наверное, еще жива, ну или просто в предсмертной агонии дергает единственной оставшейся задней лапкой. Мальчишка лягушек любит, они иногда неведомыми путями пробираются в подвал, где он ночует, и развлекают его своим кваканьем, успокаивая и усыпляя. Поэтому он нашаривает на земле камень и швыряет его в крысу. Промахивается, конечно, но эффект достигнут - животное отшатывается и убегает с недовольным писком.
С неба начинает накрапывать противный, колючий дождь и он натягивает на голову капюшон - хорошо что мать вчера заштопала довольно большую дырку на макушке. Капюшон, как и сама куртка, довольно большой для пятилетнего ребенка - и налезает чуть ли не до носа, скрывая и коротко стриженные волосы, и слишком проницательный взгляд мальчишки. Дети из квартала из-за этого самого взгляда с ним-то и не очень любят водиться - то ли боятся, то ли еще что-то. Кто их знает, этих малолетних недоумков. Мальчишка фыркает и чуть даже высокомерно ведет плечом - он, уже в своем пятилетнем возрасте, как-то недолюбливает людей, живущих неизвестно ради чего и не имеющих никакой цели.
Это на самом деле смешно, но вот у него цель есть. Он мечтает, - всегда мечтает, и когда получает на завтрак засохшую горбушку черного хлеба, и когда видит случайно забредших в их квартал людей с деньгами, и когда ложится спать, накрываясь какой-то драной курткой, и когда видит бьющего его мать отца, и когда сидит вот так вот среди мусорных баков, совершенно не горя желанием возвращаться домой, - мечтает о том, что когда-нибудь он вырвется отсюда, убежит, сможет пробиться в более лучший мир. Где люди, будучи умными, хитрыми и расчетливыми, выбивают себе хорошие места под солнцем, и не нужно с замиранием сердца ждать Рождества, - единственного дня в году, когда на ужин будет жареная курица, - и дом у тебя нормальный, и работа с хорошей зарплатой. Последний пункт для этого ребенка, пожалуй, является самым важным.
Иногда он, еще не вышедший из возраста, в котором дети по вечерам слушают сказки о принцах, драконах и волшебниках, думает о том, что для него было бы идеально стать одним из них. Обладать какой-то сверхъестественной силой, управлять людьми, пугать их. Набивать свой кошелек радостно звенящими монетами, иметь при себе ручное волшебное создание и водить странные дружбы с принцами. Это было бы идеально, порой думает он, но буквально сразу же одергивает себя. Это ведь никогда не станет реальностью, это невозможно.
А зачем же ему тогда думать о чем-то невозможном? Лучше в очередной раз задуматься о том, как ему выжить в этой гребаной семье, в этом гребаном квартале и в этом гребаном мире. А о сказках ему думать как-то уже поздновато; какие тут сказки, когда ты каждый день видишь не слишком располагающую к этому реальность?
Дождь становится все сильнее и сильнее, над землей сгущаются сумерки - и он уже думает о том, что нужно было бы возвращаться домой, где мать уже точно беспокоится о нем, и где можно хотя бы укрыться от этих раздражающих его тяжелых холодных капель. Но он только глубже забивается, прислоняясь спиной к обшарпанной грязной стене какого-то полуразрушенного здания. И засыпает, убаюкиваемый размеренным стуком капель по крышкам баков и таким привычным кваканьем неизвестно как пробравшихся сюда лягушек.
И снятся ему, почему-то, ослепительно яркий свет впереди, окутывающий его с ног до головы, целый ворох гладких и приятных на ощупь кредитных карточек, которые он сжимает в своей, почему-то, слишком маленькой руке, и какой-то слишком странный человек, слизывающий кровь с ножа какой-то необычной формы. На его голове сверкает дорогая диадема, и мальчишка, даже во сне, фыркает - он в этих сказочных принцев и в жизни-то не верит, зачем же они тогда еще и в его сны вторгаются?
Капюшон падает еще ниже, оставляя на обозрение собравшимся на ночлег крысам лишь странную улыбку мальчишки, от которой даже этим глупым животным становится как-то не по себе.