желаю тебе всего-всего-всего самого лучшего, исполнения твоих мечт и целей, и просто чего-то наивысшего *о*
и все еще надеюсь увидеть тебя в реале, да~
рисуй, пиши, твори - и ни-ког-да не опускай руки! ты справишься со всем, иначе и быть не может :3
и вот тебе в подарок такой маленький и странный КрокоКрок, как ты и просил :3
читать дальшеРазве это нормально - слышать в своей голове какой-то голос подсознания? Наверное, каждый опрошенный человек ответил бы положительно; у каждого ведь есть это самое подсознание, нередко помогающее в трудных ситуациях. Некоторый называют этот голос интуицией, некоторые - голосом совести. Это не так важно, особенно если учесть что все люди немножко сумасшедшие.
А вот Крокодайл так не считал. Потому что он, будучи еще всего лишь мальчишкой, сбежавшим из дома в то время, когда у него молоко на губах еще обсохнуть не успело, прекрасно осознавал то не особо приятное положение, в которое он попал.
Его внутренний голос был слишком четким, слишком наглым, слишком живым. И с ним, почему-то, можно было спокойно разговаривать.
- Ты боишься меня?
- Вот еще.
Крокодайл закидывает руки за голову, поудобнее устраиваясь на жесткой кровати в портовой таверне, ворочается, не может найти себе места.
- Знаешь, когда-нибудь ты все-таки начнешь прислушиваться к моим советам.
- Да пошел ты!
Крокодайлу пока что еще всего лишь двадцать два; он молод, уперт и совершенно не ценит свою жизнь. А еще он вспыльчив, и это знают все, даже его внутренний голос.
- Ни за что.
Крокодайл не знает, как этот живущий в его голове демон умудряется смеятся; но смех у него выходит поистине устрашающим.
- Вот еще.
Крокодайл закидывает руки за голову, поудобнее устраиваясь на жесткой кровати в портовой таверне, ворочается, не может найти себе места.
- Знаешь, когда-нибудь ты все-таки начнешь прислушиваться к моим советам.
- Да пошел ты!
Крокодайлу пока что еще всего лишь двадцать два; он молод, уперт и совершенно не ценит свою жизнь. А еще он вспыльчив, и это знают все, даже его внутренний голос.
- Ни за что.
Крокодайл не знает, как этот живущий в его голове демон умудряется смеятся; но смех у него выходит поистине устрашающим.
День ото дня он пытался идти вперед, к своей не так уж давно и появившейся цели.
День ото дня он думал о том, что в один прекрасный день он обязательно станет Королем Пиратов.
День ото дня он мучался от осознания того, что он, не смотря на свою силу и ловкость, еще слишком слаб для того, что бы достигнуть намеченного.
Ему становилось как-то больно, когда он думал об этом; да только и сам он поделать еще ничего не мог, и голос этот, наглый-наглый, все время за свое брался. Подстрекал, заставлял Крокодайла думать о своих слабостях, не особо привлекательных для пиратского будущего чертах характера. Об оставленной где-то далеко семье, об убитых им в мелких потасовках людях, о его страхе оказаться беззащитным перед смертью.
- Подумай.
- К черту лишние мысли.
Крокодайл - бунтарь, как и все юноши его возраста; он хочет действовать только по велению своего собственного разума, пускай тот и ошибается.
- Смени приоритеты.
- Совсем уже? Я ради своей мечты сейчас только и живу!
- И погибнуть ради мечты готов?
- Естественно!
- Тупой мальчишка-идеалист.
Крокодайл боится этот голос, мешающий ему, тянущий назад, к прошлому; но он не может выгнать его из своей головы - это ведь моментально означало бы поражение.
- Пускай и так, зато я не предам самого себя.
Крокодайл словно наяву слышит этот смешок; и перед глазами будто встает изображение размытой фигуры, так похожей на его собственную, насмешливо скрестившей руки на груди.
- Ты уже предал себя, мой дорогой.
Крокодайл чувствует, как во рту у него пересыхает.
- Когда?
- В тот самый момент, когда впервые услышал меня.
- К черту лишние мысли.
Крокодайл - бунтарь, как и все юноши его возраста; он хочет действовать только по велению своего собственного разума, пускай тот и ошибается.
- Смени приоритеты.
- Совсем уже? Я ради своей мечты сейчас только и живу!
- И погибнуть ради мечты готов?
- Естественно!
- Тупой мальчишка-идеалист.
Крокодайл боится этот голос, мешающий ему, тянущий назад, к прошлому; но он не может выгнать его из своей головы - это ведь моментально означало бы поражение.
- Пускай и так, зато я не предам самого себя.
Крокодайл словно наяву слышит этот смешок; и перед глазами будто встает изображение размытой фигуры, так похожей на его собственную, насмешливо скрестившей руки на груди.
- Ты уже предал себя, мой дорогой.
Крокодайл чувствует, как во рту у него пересыхает.
- Когда?
- В тот самый момент, когда впервые услышал меня.
В один прекрасный день он лишился своей левой руки - и одновременно с этим обрел ужасно противный на вкус Дьявольский фрукт, позволивший ему стать песком. Тем самым песком, над которым не властно даже время, самая суровая и безжалостная вещь на этом свете.
И казалось бы - теперь путь к трону Короля Пиратов стал менее людным, гораздо ровнее и ирреально прямым; да только сам Крокодайл долгожданного успокоения не почувствовал. Как будто было еще что-то, изо всех сил мешающее ему. Убивающее его изнутри, разрывающее на куски; он, пожалуй, назвал бы это чувство "сомнением", или "слабостью"; но признаваться себе в его присутствии не хотел.
И он пошел вперед, с каждым шагом по крупинкам теряя свои идеалы и мечты, и обрастая тяжелой, толстой шкурой, словно крокодильей. Он менялся, взрослел; молодые пираты называли начали его побаиваться, уважительно уступали места в тавернах.
Внутренний голос его был, кажется, счастлив, а сам Крокодайл даже радовался новой жизни, принесшей ему эту уверенность, это осознание собственной важности...
- Все случилось так, как я и предсказывал.
- Неужели?
Крокодайл уже не тот мальчишка; теперь он сам может язвить, изумленно выгибать бровь и смеяться над своими оппонентами. Он больше не вспыльчив, он, кажется, не боится уже ничего.
- Надо было раньше меня слушать, глядишь - побыстрее бы пришел до своего нынешнего состояния.
- Спасибо, мне и так не плохо.
Крокодайл больше не боится этого голоса, живущего в его голове, он будто бы с ним сроднился за эти годы. Он воспринимает его как нечто само собой разумеющееся, нормальное. И это осознание больше не отравляет ему жизнь, и это прекрасно.
- А знаешь, когда-нибудь ты обязательно поблагодаришь меня от всего сердца.
- Кто знает...
- Я это знаю, можешь даже и не спорить.
- Допустим, и что с того?
- Мало ли... Очень хочется увидеть твою личную благодарность, знаешь ли.
Крокодайл на мгновение, на самое малое мгновение цепенеет. От страха.
- Личную?
- Конечно. Тебе ведь кажется это смешным, а мы когда-нибудь встретимся с тобой лицом к лицу, уж поверь мне, дорогой мой...
- Неужели?
Крокодайл уже не тот мальчишка; теперь он сам может язвить, изумленно выгибать бровь и смеяться над своими оппонентами. Он больше не вспыльчив, он, кажется, не боится уже ничего.
- Надо было раньше меня слушать, глядишь - побыстрее бы пришел до своего нынешнего состояния.
- Спасибо, мне и так не плохо.
Крокодайл больше не боится этого голоса, живущего в его голове, он будто бы с ним сроднился за эти годы. Он воспринимает его как нечто само собой разумеющееся, нормальное. И это осознание больше не отравляет ему жизнь, и это прекрасно.
- А знаешь, когда-нибудь ты обязательно поблагодаришь меня от всего сердца.
- Кто знает...
- Я это знаю, можешь даже и не спорить.
- Допустим, и что с того?
- Мало ли... Очень хочется увидеть твою личную благодарность, знаешь ли.
Крокодайл на мгновение, на самое малое мгновение цепенеет. От страха.
- Личную?
- Конечно. Тебе ведь кажется это смешным, а мы когда-нибудь встретимся с тобой лицом к лицу, уж поверь мне, дорогой мой...
...это личное сумасшествие.